Неизвестный Лавкрафт: асексуал, расист и кошатник
За свою карьеру Говард Лавкрафт создал несколько мощных культурных мифов — и стал мифом сам. По просьбе Bookmate Journal литературный блогер Дмитрий Лягин изучил переписку автора, придумавшего Ктулху и «Некрономикон», и рассказывает его биографию во всех жутких подробностях.
Слева — Говард Лавкрафт, справа — нарисованный им Ктулху (1934). Источник: Wikimedia Commons
В 1937 году, через несколько месяцев после смерти Лавкрафта, его близкий друг по многолетней переписке Морис Уинтер Мо предположил, что «если кто-то попытается найти величайшего автора писем в истории, ему следует обратить пристальное внимание на Лавкрафта». Величайшего если не по количеству отправленных писем — по самым скромным подсчетам, за свою жизнь Лавкрафт написал не менее 75 тысяч (уцелела лишь пятая часть), — то по качеству. Каждому корреспонденту, будь то школьник-фанат или университетский профессор, Лавкрафт уделял одинаковое внимание.
Обычное его письмо состояло из 30, 40, а то и 50 плотно исписанных страниц обо всем на свете — для Лавкрафта практически не было запретных тем, не считая некоторых особо чувствительных моментов. Он детально рассказывал о своем распорядке дня, делился детскими воспоминаниями и длинными мыслями о философии, эстетике, естественных науках, истории, политике, экономике и прочем, что попадало в круг его интересов. А затем, резко сменив тему и регистр, мог написать о вкусовых качествах пончиков, жареных бобов или сыра. О достоинствах многочисленных кошек, встреченных им за свою жизнь (Лавкрафт был убежденным кошатником). Или — со всей возможной тщательностью — составить хронику покупки нового костюма на распродаже. И так далее.
Хотя многие знавшие Лавкрафта при жизни оставили о нем воспоминания, а биографы (Бертон Леви Сент-Арманд, Лайон Спрэг де Камп, С. Т. Джоши) собрали мельчайшие сведения и документы, относившиеся к его жизни, письма позволяют узнать характер Лавкрафта буквально из первых уст, проникнуть глубже в его образ мыслей, увидеть в писателе человека, а не странного нелюдимого декадента.
Говард Лавкрафт в детстве, 1892. Источник: The H.P. Lovecraft Archive
Лавкрафт родился в 1890 году в Провиденсе, Род-Айленд, и провел детство дома: зачитывался в дедушкиной библиотеке классикой и хоррорами (Анна Рэдклиф, Чарлз Метьюрин, Мэтью Льюис) и занимался с репетиторами. Из-за проблем со здоровьем, а также от скудости финансов и частично по прихоти матери Лавкрафт урывками посещал начальную и среднюю школу и три года провел в старшей, но так ее и не окончил. По невыясненным причинам в 1908-м, всего за год до выпуска, Лавкрафт бросил обучение и на пять лет заперся дома с матерью. Этот период — один из немногих, которые Лавкрафт не любил вспоминать, и единственный в его жизни, когда Лавкрафта можно было описать как эксцентричного отшельника.
«В 1908-м я собирался поступать в Университет Брауна, но по причине серьезных проблем со здоровьем я был вынужден оставить свою академическую карьеру. Никогда не прекращал я стыдиться того, что у меня нет университетского образования; хотя и знаю, что не мог поступить иначе. Дома я занимался химией, литературой и прочим, придумывал страннейшие и темнейшие истории из когда-либо написанных человеком! Я был прилежным учеником Эдгара По и без сомнения нырял в области “гротеска и арабеска”, как называл их он сам. Именно в это время я написал “Алхимика” (один из ранних рассказов, напечатанный в 1916-м. — Прим. ред.)».
— Из письма Рейнхарту Кляйнеру, 16 ноября 1916 года
В 1913 году Лавкрафт покончил с отшельничеством. Одновременно с занятиями науками и литературой он зачитывался дешевыми популярными журналами — предшественниками палпа. Рассказы популярного тогда автора Фреда Джексона так возмутили Лавкрафта, что он написал издателю одного журнала длинное витиеватое письмо, в котором обрушился на сентиментальщину и бульварщину прозы Джексона. Вместе с несколькими другими писателями Лавкрафт целый год посылал в любительские журналы стихотворные сатиры в стиле Драйдена и Поупа и наконец получил от издателя предложение сотрудничать.
Так для Лавкрафта начался период любительской журналистики, продлившийся, по сути, всю его жизнь. Большая часть его корреспондентов и друзей по переписке крутилась в этом мире — довольно обширном и разветвленном в Америке 1910-х годов. В 1915-м Лавкрафт даже побыл неформальным редактором кружка журналистов-любителей Провиденса. Кружок состоял по большей части из ирландских иммигрантов, выпустил два номера и распался через год.
«В 1914–1916-м я работал с “литературным” клубом ирлашек, обитавших в мрачном северном районе города. Самым талантливым из них был чудной твердолобый парень по имени Данн, старше меня на два года. Он ненавидел Англию и яростно поддерживал Германию — а я оказался достаточно глуп, чтобы тратить на него время и пытаться переубедить — как будто ирландцы могут внять доводам рассудка!»
— Из письма Альфреду Гальпину, 29 августа 1918 года
Лавкрафт не стеснялся заявлять — в частной переписке и нескольких опубликованных эссе — свое мнение об «арийском превосходстве». С юных лет он усвоил и проявлял взгляды, типичные для его социального класса и региона, в котором он вырос, — гомогенно белого и протестантского. Взгляды, подпитанные классической и колониальной литературой, которой он зачитывался в детстве, ежедневным общением с ментально неуравновешенной матерью и опекавшими его тетками. Сыграло свою роль и отсутствие формального образования и либеральной университетской среды. Приходится только принять и смириться с фактом, что Лавкрафт был расистом — темное пятно на прекрасной во всем остальном личности.
«Мой район известен как “Ист-Сайд” (ничего общего с нью-йоркским “Ист-Сайдом”. ), он отделен от остального города крутым холмом Колледж-Хилла, на вершине которого расположился Университет Брауна. На всей этой местности едва ли наберется две-три семьи, которые не происходили бы от первых род-айлендских янки — здесь все такое же строго англо-американское, как и 200 лет назад. На другой стороне, в “Вест-Сайде”, публика разношерстная, но ист-сайдское дитя видит не больше расового разнообразия, чем в глухой глубинке старой Англии».
— Из письма Рейнхарту Кляйнеру, 6 декабря 1915 года
В 1921 году, спустя шесть недель после смерти матери (что в конечном итоге принесло Лавкрафту облегчение, хоть он и не любил этого признавать), на очередном слете журналистов он познакомился с Соней Грин, дочерью украинских иммигрантов, и через три года женился на ней в Нью-Йорке — спешно и втайне от тетушек. Вероятно, потому что они не одобрили бы его выбора: Соня была не только шляпницей из рабочего класса, но и еврейкой. Самому Лавкрафту это, очевидно, не мешало: Соня ассимилировалась, усвоила нравы господствовавшей англо-саксонской культуры, а значит, ее этническое происхождение совсем не было помехой.
На левой фотографии — Говард Лавкрафт и Соня Грин; на правой — Рейнхарт Кляйнер, Соня Грин и Говард Лавкрафт, 1921. Источник: The H.P. Lovecraft Archive
Однако удивительно, что Лавкрафт полагал свой брак с женщиной, которую знал по переписке, удачной затеей. Соня сожгла адресованные ей письма Лавкрафта — невосполнимая потеря для лавкрафтоведения, — и мы никогда не узнаем, что двигало этими двумя и как они смогли убедить друг друга, что их брак сработает. Через шесть дней после свадьбы Лавкрафт написал своей тетушке Лиллиан Кларк (он называл ее «дочерью», она его — «старым джентльменом» и «дедушкой Теобальдом») длинное и довольно странное письмо и неосознанно проговорился, что этот брак в конечном счете стал желанной альтернативой скуке и самоубийству.
«Сейчас смысл этого тяжелого послания прояснится. Выбор мною дома 259, Парксайд (квартира Сони Грин. — Прим. ред.) в качестве места постоянного проживания и соборного пункта — единственное зрело-логичное и совершенно разумное решение проблемы, возникшей, когда денежные дела сотрясли Старую Усадьбу и вынудили престарелого Теобальда забросить свои бесконечные ночные бдения и бессильное отшельничество ради жизни более бурной».
— Из письма Лиллиан Кларк, 9 марта 1924 года
Два года жизни в Нью-Йорке Лавкрафт называл изгнанием. Финансовые дела супружеской пары не клеились. Уже к концу 1924-го Соня была вынуждена уехать на заработки из Нью-Йорка на Средний Запад. Лавкрафт остался один в маленькой квартире в неблагополучном тогда Бруклине — страдать от нищеты, мышей и даже грабежа: пока он крепко спал, кто-то обчистил квартиру, вынес все его костюмы, кроме одного, а также вещи Сони и Сэмюэля Лавмена — поэта и одного из его ближайших друзей. Еврей и гей, Лавмен был идеальным объектом ксенофобский неприязни писателя, однако о воззрениях Лавкрафта он узнал уже после его смерти и в гневе сжег все письма от Говарда.
Лавкрафт умудрялся влюблять в себя геев из своего окружения. Интересна история его дружбы с Робертом Барлоу. Когда они впервые обменялись письмами, Лавкрафту было 40, а Барлоу — 13: юный поклонник решил написать своему кумиру. Они увиделись через три года, когда Лавкрафт поехал в гости к Барлоу, где с удивлением обнаружил перед собой 16-летнего мальчика (в письмах Барлоу не упоминал своего возраста), и семь недель прожил с ним и его мамой. Насколько позволяла эпоха, Барлоу был открытым и сексуально активным геем, а Лавкрафт — гомофобом в духе своего времени. Барлоу, судя по всему, был влюблен в Лавкрафта, а тот как-то убеждал Барлоу отказаться от лишнего, по его мнению, гомоэротизма в рассказах. Перед смертью в 1937 году Лавкрафт назначил Барлоу своим литературным душеприказчиком, но благодарность первого оказалась кошмаром для второго. Выпустив ограниченным тиражом выдержки из записных книжек Лавкрафта, Барлоу сдался под напором Августа Дерлета и передал ему ведение всех дел покойного.
Роберт Барлоу, 1931. Фото: Courtesy John Hay Library, Brown University
Сам Лавкрафт, по-видимому, не был гомосексуалом, хотя в Нью-Йорке его постоянно окружали друзья-мужчины из «клуба Калем» (фамилии почти всех членов клуба начинались на К, Л или М). Несмотря на то что он был единственным женатым мужчиной клуба, Лавкрафт вел себя как заядлый холостяк, предпочитая частые ночные посиделки в кафетериях и барах за обсуждением литературы. Писатель даже ценил мужскую красоту — например, так он описывал молодого краснодеревщика Реста Ортона (автора первой биографии Теодора Драйзера).
«Что ж, заходил и уже ушел Ортон — как я и предсказывал ранее, он оказался славным парнем. Более приятного, легкого, притягательного человека мир не знал. Миниатюрной комплекции, смуглый, стройный, стильный, он гладко выбрит и одет с тщательно продуманной небрежностью — светло-серый костюм идеального кроя, изысканная светлая сорочка, крахмальный воротничок с черной бабочкой, светлое пальто и светлая фетровая шляпа с уместно пестрой лентой. По его словам, ему 30, но выглядит он не старше 22. Его голос мягок и приятен, хотя немного с хрипотцой — следствие бронхита, которым он страдает с самого прибытия в Нью-Йорк. Он держится живым и мужественным манером — беззаботное добродушие хорошо воспитанного светского юноши».
— Из письма Лиллиан Кларк, 23 декабря 1925 года
Говард Лавкрафт в доме Реста Ортона в Вермонте, 1928. Источник: The H.P. Lovecraft Archive
Судя по всему, Лавкрафт был асексуалом. Нет никаких свидетельств о хотя бы смутно романтических привязанностях Лавкрафта к другим женщинам, кроме Сони Грин, с которой он развелся в 1929-м, а еще раньше, в 1926-м, сбежал от нее обратно в Провиденс. Возвращение домой было подобно экстазу. За первые шесть месяцев Лавкрафт написал два небольших романа («Сомнамбулический поиск неведомого Кадата» и «История Чарльза Декстера Варда»), несколько рассказов, включая знаковый «Зов Ктулху», а также завершил работу над большим эссе «Сверхъестественный ужас в литературе». В этой книге он проследил историю хоррора от греческих мистерий до своего современника, английского писателя Монтегю Родса Джеймса, у которого позаимствовал принципы создания страшного рассказа: обыденная поначалу обстановка; рациональные герои, при столкновении с неизвестным сходившие с ума; непременное отсутствие секса, поскольку он мешает атмосфере ужаса.
«Внутри [полученного недавно из Америки номера журнального самиздата The Recluse] трактат на 40 страницах в две колонки о сверхъестественном ужасе в литературе за авторством некоего Г. Ф. Лавкрафта, довольно отвратительного стиля. Слово «космический» он употребляет 24 раза. Впрочем, он не поленился исследовать тему и проследить развитие жанра от зарождения до М. Р. Дж., коему посвящает несколько колонок. Не сомневаюсь, что именно поэтому меня любезно одарили копией».
— Из письма М. Р. Джеймса своему ученику Николасу Ллуэлину Дэвису, 1928 год
Вернувшись в Провиденс, Лавкрафт не только работал с лихорадочной скоростью, но и отдался своей новой великой страсти — путешествиям. Еще начиная с 1919-го он неспешно и методично исследовал тайные уголки своей родной Новой Англии в поисках антикварных оазисов вроде Салема или Марблхеда в Массачусетсе, где прошлое застыло в нетронутом виде. Теперь Говард поехал дальше — в Вермонт, сельский Массачусетс, на север штата Нью-Йорк, в Виргинию, Северную Каролину, Флориду, в Квебек и много куда еще. Как ни удивительно, но самое длинное произведение Лавкрафта — не роман или эссе, а тревелог «Описание города Квебека» (1930–1931).
«Пока я на неделю-две обосновался в Чарлстоне, одном из самых причудливых и спокойных, какие только можно вообразить, субтропических городов — старейшем в Соединенных Штатах. Этот климат бодрит меня лучше любого тонизирующего средства, и мне ненавистна сама мысль возвращаться на север. Вне всяких сомнений, я создан для зноя!»
— Из письма Августу Дерлету, 9 мая 1931 года
Некоторые из самых занимательных писем Лавкрафта — те, где он в самоироничной манере подробно обсуждает детали своего быта: финансы, диету, мытье посуды, кошек.
«Начнем с того, что по собственному выбору или, скорее, из пищеварительной целесообразности я питаюсь дважды в день. Эту схему я принял задолго до того, как пришлось начать экономить. Посмотрим же на обычный дневной рацион.
(а) Завтрак (съедаю я его до или после сна, зависит от того, ложусь ли я в два ночи, или девять утра, или в 15 часов, или в 21, или в иной другой час. Мой распорядок сна и бодрствования весьма подвижный)
Нью-йоркский полутвердый сыр
Кофе со сгущенным молоком и сахаром
(b) Обед (приблизительно между 18 и 21–22 часами)
1 банка мяса с чили (или тушеная фасоль, или спагетти с мясными шариками, или банка супа «Кемпбелл», и т. д., и т. д., и т. д.)
2 ломтика хлеба
Кофе (с вышеупомянутыми дополнениями)
Кусочек торта или квадрант (или октант) пирога»
— Из письма Джонквил Лейбер, 20 декабря 1936 года
Такая многолетняя диета, вызванная привычкой и необходимостью экономить, а также пренебрежение Лавкрафта собственным здоровьем привели к ранней смерти: в 1937-м — всего в 46 лет — Лавкрафт умер от слишком поздно обнаруженного рака кишечника.
Черновик рассказа «Хребты безумия», 1931. Источник: Courtesy John Hay Library, Brown University
Писатель вел жизнь преимущественно уединенную (снимал комнаты в Провиденсе сначала с одной тетушкой, потом с другой) и создал огромную, постоянно расширявшуюся почтовую сеть корреспондентов со всех уголков страны; этакий Facebook. Мастерство Лавкрафта в написании писем было так велико, что многие его друзья остались верны его памяти исключительно или во многом благодаря переписке. Трудно найти человека, которым бы так восхищались друзья и коллеги. И вовсе не удивительно, что двое из них — один знал Лавкрафта только по переписке, другой встречался с ним всего несколько раз — посвятили большую часть жизни сохранению его наследия. Август Дерлет и Дональд Вандрей познакомились благодаря Лавкрафту, а после его смерти вместе основали издательство Arkham House — изначально для публикации рассказов писателя в твердой обложке. Более того, они не только систематизировали разбросанные по многочисленным бумагам и черновикам художественные произведения Лавкрафта, но и задались целью собрать и издать как можно больше его писем. Так увидели свет пять томов «Selected Letters» (1965–1976) — монумент памяти и дружеской преданности человеку, сумевшему повлиять на жизни многих, на целый жанр хоррора и на современную поп-культуру, но умершему в нищете и безвестности.
Источник
